Ремедиос Гарсия Монтес
Родилась в Саме. Вернулась в Испанию в 1990 году.
Я вернулась сюда в 1990 году, а в 1937 году нас привезли в Ленинград, а потом поселили в детском доме в Красновидово, это Московская область. Младшая сестра осталась в Испании, нас было 3 сестры, потому что ей было полгодика. Со старшей сестрой у нас разница в год. Мать умерла очень рано, в 1939 году, ей было 27 лет. А отца убили на войне. В Красновидово мы жили до начала войны. Оттуда нас эвакуировали в Сталинград, из Сталинграда в Башкирию, где мы были до 1944 года. Судьба ужасная. Голод был. В 1942 году мы собирали крапиву и делали из нее суп, и потом копались в мусоре, ели мороженую картошку. В Башкирии было много детдомов — русские, глухонемые, беспризорники, но лучше всех кормили нас, конечно.
Родилась в Саме. Вернулась в Испанию в 1990 году.
Я вернулась сюда в 1990 году, а в 1937 году нас привезли в Ленинград, а потом поселили в детском доме в Красновидово, это Московская область. Младшая сестра осталась в Испании, нас было 3 сестры, потому что ей было полгодика. Со старшей сестрой у нас разница в год. Мать умерла очень рано, в 1939 году, ей было 27 лет. А отца убили на войне. В Красновидово мы жили до начала войны. Оттуда нас эвакуировали в Сталинград, из Сталинграда в Башкирию, где мы были до 1944 года. Судьба ужасная. Голод был. В 1942 году мы собирали крапиву и делали из нее суп, и потом копались в мусоре, ели мороженую картошку. В Башкирии было много детдомов — русские, глухонемые, беспризорники, но лучше всех кормили нас, конечно.
Ремедиос Гарсия Монтес
Родилась в Саме. Вернулась в Испанию в 1990 году.
Я вернулась сюда в 1990 году, а в 1937 году нас привезли в Ленинград, а потом поселили в детском доме в Красновидово, это Московская область. Младшая сестра осталась в Испании, нас было 3 сестры, потому что ей было полгодика. Со старшей сестрой у нас разница в год. Мать умерла очень рано, в 1939 году, ей было 27 лет. А отца убили на войне. В Красновидово мы жили до начала войны. Оттуда нас эвакуировали в Сталинград, из Сталинграда в Башкирию, где мы были до 1944 года. Судьба ужасная. Голод был. В 1942 году мы собирали крапиву и делали из нее суп, и потом копались в мусоре, ели мороженую картошку. В Башкирии было много детдомов — русские, глухонемые, беспризорники, но лучше всех кормили нас, конечно.
Родилась в Саме. Вернулась в Испанию в 1990 году.
Я вернулась сюда в 1990 году, а в 1937 году нас привезли в Ленинград, а потом поселили в детском доме в Красновидово, это Московская область. Младшая сестра осталась в Испании, нас было 3 сестры, потому что ей было полгодика. Со старшей сестрой у нас разница в год. Мать умерла очень рано, в 1939 году, ей было 27 лет. А отца убили на войне. В Красновидово мы жили до начала войны. Оттуда нас эвакуировали в Сталинград, из Сталинграда в Башкирию, где мы были до 1944 года. Судьба ужасная. Голод был. В 1942 году мы собирали крапиву и делали из нее суп, и потом копались в мусоре, ели мороженую картошку. В Башкирии было много детдомов — русские, глухонемые, беспризорники, но лучше всех кормили нас, конечно.
Об учебе и работе в России, на Украине и в Белоруссии
В 1944 году, перед окончанием войны, нас привезли в Москву. Под Москвой был детдом в Железногорске. Я там была, пока училась. Кончила в детдоме 7 классов, а оттуда меня отправили в ремесленное училище. Cестра осталась учиться в детдоме, она кончила 10 классов и потом пошла в техникум, и тут мы уже расстались. Она осталась в Москве и в 1957 году вернулась в Испанию.
В ремесленном училище я училась два года на оптика. Там была целая группа испанцев. Нам преподавали на русском, но между собой говорили по-испански. После этого меня отправили в Харьковскую область, город Сумы. А потом я переехала в Белоруссию — там открылся новый оптический завод. В Белоруссии было очень мало испанцев, и там я говорила уже по-русски. Ну, а из Белоруссии хотела вернуться в Испанию в 1957 году, но у меня муж был русский, и он не дал мне разрешения привезти сюда сына. Я приехала в отпуск в 1967 году во Францию — в Испанию мне приехать не разрешили, потому что я работала на номерном заводе. И я осталась в Белоруссии до 1990 года — вернулась в Испанию только после того, как вышла на пенсию. Потом я привезла сюда детей.
О возвращении в Испанию и сообществе репатриантов
Когда я приехала в первый раз в отпуск в Испанию, сошла с поезда, я не могла ходить — у меня просто остановились ноги. Такие были нервы, так давно я хотела сюда приехать. Приехали встречать 50 или 60 человек, которые были в детдомах. Про сына я просто забыла — он остался с чемоданами. Очень хотелось сюда, но не пускали. Я сама из Астуриас, там у меня оставались дяди и тети, но я их так и не узнала. Приехала в Страну Басков, потому что тут уже была моя сестра, а ее муж баск.
Когда я приехала, не было работы, очень помогали религиозные организации. Потом устроилась работать. СССР — моя вторая родина. Очень хотелось вернуться, но я тут работала и довольно мало получала. Работала на дому, убиралась, пока мне не исполнилось 80 лет. Сейчас я получаю немного пенсию отсюда, немного оттуда. Потом приехал старший сын. Я ни разу не возвращалась. Но у меня остались в Белоруссии друзья — подруга, с которой я все время разговариваю по телефону, она приезжала два раза в отпуск сюда ко мне.
Раньше встречались на площади тут в Сан-Себастьяне, в этом районе многие жили, и каждый июнь встречались в Бильбао. Мы держим контакт, дружим с теми, кто приехал в 1990-е. Танцевали русские танцы, по 300−400 человек. Приезжали из Бильбао, Астуриас, Мадрида.
Раньше встречались на площади тут в Сан-Себастьяне, в этом районе многие жили, и каждый июнь встречались в Бильбао. Мы держим контакт, дружим с теми, кто приехал в 1990-е. Танцевали русские танцы, по 300−400 человек. Приезжали из Бильбао, Астуриас, Мадрида.
О русском и испанском языке и традициях в семье
Сын открыл русский бар. Там коллекция русской водки. На любой праздник 3 рюмочки водочки — это закон. Когда мы жили в Белоруссии — у нас дома был испанский музей. Испанские танцовщицы, кастаньеты, веера. Мне тогда сувениры передавала сестра. Приехали сюда — и здесь теперь русский музей. Матрешки, самовары. Хрусталь. Тут не ценится, а мы сюда его много привезли.
Мы смотрим русские каналы, кино. Жена младшего сына – русская, недавно приехала. В семье говорим по-русски. Старший сын и невестка плохо говорят по-испански. Дима, старший внук, работает в баре, отлично знает русский, а младший играет за молодежную сборную в хоккей, и плохо говорит по-русски. Я уже путаю испанский с русским.
Чего не хватает? Мне не хватает коллектива. Подруги всегда ходили друг к другу домой. А тут я стала работать на дому и кроме семьи и нескольких подруг никого. Но многое в союзе мне нравилось больше: были дружные, гуляли, танцевали. Мне было 59 лет, когда я приехала сюда. Тут на дни рождения не встречаются дома — друзья могу пригласить в бар на кофе. Когда приглашают в гости — значит уже очень близкие друзья. С сестрой и ее мужем мы встречаем 1 мая, 9 мая, 7 ноября. Отмечаем новый год каждый год. Рождество отмечаю с сыном. В СССР не отмечали испанские праздники, но мы просто не знали, какие есть праздники.
Когда в футбол играют русские, сейчас болею за русских. А там когда жили, болели за Испанию. Готовим русское — борщ, покупаем пельмени и кушаем каждый четверг (покупаем в русском магазине), кабачковая икра, огурцы, под шубой, оливье, икра. Когда мне было 80 лет, отмечали день рождения в ресторане, попросили русские закуски и не убирать блюда со стола — у нас так не принято. В конце хозяин ресторана и официант пили с нами водочку.
Контакты
Интервью © Анна Граве
Фото © Михаил Платонов
Фото © Михаил Платонов