Пилар Гарсия Уэрта

Родилась в Астурии. Вернулась в Испанию в 1999 году.

Я из детского дома № 1 на станции Правда под Москвой. А место называлось Тишково — это был самый большой детский дом. После учебы я много лет жила в Воронеже, с 1952 по 1999 год. Я сама полиграфист, работала 40 лет в типографии-издательстве коммуны воронежского обкома КПСС. Член партии и секретарь парторганизации с двадцатилетним стажем!


Пилар Гарсия Уэрта

Родилась в Астурии. Вернулась в Испанию в 1999 году.

Я из детского дома № 1 на станции Правда под Москвой. А место называлось Тишково — это был самый большой детский дом. После учебы я много лет жила в Воронеже, с 1952 по 1999 год. Я сама полиграфист, работала 40 лет в типографии-издательстве коммуны воронежского обкома КПСС. Член партии и секретарь парторганизации с двадцатилетним стажем!


Меня распределяли в Ташкент, а моя сестра с мужем жили в Воронеже. Он был инженером на экскаваторном заводе, а она инженером на предприятии пищевой промышленности. Я хотела к ним, а в Ташкент не хотела.
Сейчас вам будет смешно: но я узнала, что в Ташкенте килограмм картошки стоит 8 рублей, а я любила картошку и не любила макароны. А в Воронеже килограмм картошки стоил 50 копеек. И тогда я своим говорю: хочу в Воронеж, не поеду в Ташкент. И сестре с мужем в Воронеже пришлось идти в управление по печати Воронежской области, чтобы оттуда дали вызов в Москву и затребовали специалиста. Без этого я бы трудилась в Ташкенте до конца своих дней. Мне повезло, что не было в Воронеже полиграфистов.
Расскажу вам эпизод моей жизни. В 1941 году нас отправили в Куккус, Саратовская область, Энгельсский район. Оттуда выгнали немцев по приказу Сталина, и все было заброшено: скот, птица, подвалы с семечками и дома все. Когда мы приехали, наши старшие доили коров, и мы прямо из ведра пили молоко. Ребята курицу возьмут, по шее дадут — и в котел. Доили трех коров, а там на самом деле гуляло 60 или 100. Коровы шли в табачные плантации и наедались табаком, а мы потом пили это молоко. Мы голодали, но на огородах всё было: почистишь морковку стеклом и хрум-хрум-хрум. Тыквы были — семечки возьмешь.
Потом там образовались колхозы, и мы работали, помогали. Воровали картошку и наедались — складывали в ведро и пекли её на костре.
Потом там образовались колхозы, и мы работали, помогали. Воровали картошку и наедались — складывали в ведро и пекли её на костре.
Через много-много лет образовался дом отдыха «Дружба» под Москвой на Клязьминском водохранилище. Туда давали путевки, и многие из нас, испанцев, встречались там. И вот однажды мы шли на пляж к Клязьминскому водохранилищу мимо колхозного картофельного поля.
И вдруг стукнуло одному из наших друзей, Тесеро: «Ребята, а не вспомнить ли нам Куккус?» Это уже в 60 с лишним лет.
И вдруг стукнуло одному из наших друзей, Тесеро: «Ребята, а не вспомнить ли нам Куккус?» Это уже в 60 с лишним лет.
Мы набрали там картошки, пошли на кухню, своровали кастрюлю. Взяли эту кастрюлю, намыли картошку, пошли вечером к речке и сделали то же самое, что 60 лет тому назад в Куккусе. Испекли эту картошку, поели с удовольствием, кастрюлю утопили в речке и пошли по номерам. Но главное — что со мной был мой внук! И внук увидел, как мы в 60 с лишним лет делаем вот это. Это у нас было воспоминание голодного детства — уже при хороших харчах.
Мои дочка и внук говорят по-русски. Но я ощущаю себя испанкой. Española Asturiana y nada más!
Интервью © Анна Граве
Фото © Михаил Платонов