Луиза Гарсия Монтес и Антонио Приор Кастельянос

Луиза родилась в Саме, Антонио родился в Сан-Себастьяне. Вернулись в Испанию в 1956 году.

Луиза Гарсия Монтес и Антонио Приор Кастельянос

Луиза родилась в Саме, Антонио родился в Сан-Себастьяне. Вернулись в Испанию в 1956 году.

ЛУИЗА
— В 1956 году приехали сюда в сентябре.
АНТОНИО
— Я [жил в детском доме] под Москвой в Тарасовке c 1937 по 1941 год. Потом началась война — и [эвакуировали] на Урал.
ЛУИЗА
— А я — второй детский дом в Красновидово, под Можайском. Ну, мы очень плохо разговариваем по-русски, уже почти все забыли. Я училась сперва в техникуме в кожевенно-обувном в Сокольниках, потом один год работала контролером на фабрике на Украине. Мы познакомились в Москве. Я в отпуск поехала в Москву с Украины, и познакомились. Вышла замуж в Москве, потом приехали сюда.
АНТОНИО
— На Урале я окончил ремесленное училище — профессиональная школа — и работал на металлургическом комбинате в 19 км от Магнитогорска. А потом, после войны, в 1945 году вернулись в Москву — благодаря Сталину. Мы ехали с Урала до Москвы 15 дней на товарных поездах. Останавливались. Вначале войскам надо было [дать дорогу]. Я жил в Москве 10 лет, работал на металлургическом заводе «Серп и молот» с 1945 по 1956 год. Черт те что — война, проклятая война. Я не хотел ни в коем случае возвращаться сюда из-за франкизма. Но Луиза сказала: «Давай поедем». А потом через месяц хотела вернуться.
ЛУИЗА
— А мы до Сталинграда ехали целый месяц. Прошли войну здесь, в Испании, и в СССР. Я хотела вернуться. Приехали сюда, но никакого к нам хорошего отношения не было. Все время вызывали в полицию, в Мадрид, спрашивали, где мы работали, что мы там делали, сколько там фабрик было. И работу не давали сперва. Очень трудно было. Некоторые вернулись [в СССР]. Но трудно было и вернуться. У нас никого не было в Москве.
АНТОНИО
— Те, которые были советские граждане, они вернулись. Я принял там советское гражданство.
ЛУИЗА
— У меня в СССР осталась сестра [вернулась в 1992 году]. У нас родственники сейчас в Оренбурге есть — 9 племянников. У моей сестры муж русский. Все наше детство и молодость прошли в СССР — отличные впечатление.
АНТОНИО
— Я прожил там с 11 до 30 лет, самую молодость. Но хорошее впечатление об СССР. А сейчас Россия — не та Россия.
ЛУИЗА
— Первые наши годы в детском доме до войны было очень хорошо, отношение к нам было невероятное. А потом после войны, конечно, всем плохо было. Не только нам. Помню, мы жили под Сталинградом, был детский дом испанцев и детский дом русских. И мы жили гораздо лучше, чем детский дом русских. Например, нам давали 200 г хлеба, а русским 100 г только.
Прошло столько лет, но хоть немножко еще разговариваем [на русском]. Когда в Сан-Себастьяне встречаем русских, разговариваем с ними. Готовим русские блюда. Вчера я готовила борщ, делаем блины, у меня очень хорошая кулинарная русская книга. Русская еда нам очень нравится. Тут есть русские магазинчики, и мы там покупаем селедку, колбаску, пельмени, творог. Особенно когда собираемся на Новый год, всегда покупаем русские продукты. Встречаем 1 мая и 7 ноября.
Не то чтобы нам чего-то не хватало, но иногда скучаем. Сперва мы очень скучали по коллективу — после работы в СССР все время собирались на танцы или так между собой. А здесь каждый в своем доме. Если тут хочешь пойти в гости, предупреждаешь, а там нет. Бутылочку водки берешь, и идешь в гости куда-нибудь.
АНТОНИО
— Последний раз, когда я был в Москве, я замечал, как пенсионеры на скамейках сидят и в домино играют. Даже мест нет, где собраться. А здесь в каждом районе есть Casa de Pensionistas.
ЛУИЗА
— Племянники живут под Оренбургом, 200 км. Там совсем плохо. Хорошо, что у них огородик — картошка, помидорчики. Так что мы собираем и посылаем посылочки — обувь. Маленькая, а помощь. Брат [Антонио] умер и осталось 9 племянников, без матери, без отца. Работы нет. Трое из них ездят в Москву на заработки, работают 3 месяца. Иногда работают и [работу] не оплачивают. Говорят: «Денег нет». Живут там на строительстве, где работают. Потому что не хватает денег на квартиру. В деревне никакой работы нет, закрыли все фабрики.
АНТОНИО
— Я сам баск, но на баскском не говорю и понимаю совсем немного. Баски шовинисты, но я интернационалист. Здесь меня зовут "El Ruso", и моего старшего сына тоже. Я сидел целый год здесь в тюрьме, потому что был членом коммунистической партии, el Partido Comunista de Euskadi.
ЛУИЗА
— Там мы были испанцы, а здесь мы русские — до сих пор. Тяжело пришлось. Критиковали, что мы были в Союзе и не ходили молиться.
АНТОНИО
— Конечно, не ходили. Мы верили в природу и науку. Этому я верю — успехам науки.
Отношение поменялось только после смерти Франко в 1976 году. А так нельзя было ничего говорить. Мы помогали тем, кто приезжал после нас. Я пригласила сестру, потом сестра пригласила своих детей, потом внуки все приехали — почти вся семья. У меня уже была квартира. Насчет работы было плохо. Я их постепенно устроила всех на работу.
Луиза
Отношение поменялось только после смерти Франко в 1976 году. А так нельзя было ничего говорить. Мы помогали тем, кто приезжал после нас. Я пригласила сестру, потом сестра пригласила своих детей, потом внуки все приехали — почти вся семья. У меня уже была квартира. Насчет работы было плохо. Я их постепенно устроила всех на работу.
Луиза
АНТОНИО
— Наши дети не говорят по-русски, но son pro-sovieticos. Баски вообще больше симпатизируют России, чем США. Там где военный конфликт — там американцы. Потому что там нефть. Toda la regla бомбить и бомбить, и все.
ЛУИЗА
— Как жалко, что все так изменилось.
ЛУИЗА
— Ходили и в колхоз — так интересно было. А теперь все есть, денег нет.
АНТОНИО
— Это Ельцин все виноват — перестройка, гласность. Какая там гласность! Сталин диктатор и был жесток, конечно. Но, по мне, у Сталина было больше положительно, чем отрицательного. Но он диктатор, это безусловно.
АНТОНИО
— Для меня самые красивые города — Москва и Сан-Себастьян. Я всем говорю.
ЛУИЗА
— В СССР было здорово — образование бесплатное, все для нас. Но такой страны больше нет.
Интервью © Анна Граве
Фото © Михаил Платонов